ГОТОВЯСЬ К УРОКУ
О. Г. Парамонов
“ЖИЗНЬ И СЛУЧАЙ: СМЕРТЬ И СТРАСТЬ”
(О факультативных занятиях по творчеству Б. Пастернака)
Мне трудно представить сегодня преподавание литературы в старших классах без проведения факультативных занятий, которые не только способствуют углубленному изучению творчества того или иного писателя, но и создают условия для более тесного и откровенного общения учителя с учениками. Учащиеся, посещающие факультатив, нередко становятся потом ассистентами учителя при проведении уроков, на которых они выступают с дополнительными сообщениями, выразительным чтением отрывков из художественных произведений.
К сожалению, программа факультативных занятий в X классе не предусматривает темы “Русская советская литература XX века”, которая бы позволила заниматься углубленным изучением литературного процесса и творчества писателей, изучаемых непосредственно на уроках. Однако я считаю необходимым знакомство десятиклассников и с эпопеей М. Горького “Жизнь Клима Самгина”, которую вообще следовало бы ввести в программу учебных занятий, и с творчеством И. Бунина, А. Куприна, Л. Андреева, без которых трудно представить в полной мере литературный процесс начала XX века, а стало быть, и истоки современной литературы.
В то время как на уроках мы изучаем творчество А. Блока, В. Маяковского, С. Есенина, на факультативных занятиях происходит знакомство с творчеством М. Цветаевой, А. Ахматовой и Б. Пастернака. Отрадно, что в проекте новой программы по литературе творчество Бориса Леонидовича Пастернака (1890-1960) предложено изучать непосредственно на уроке, и мне бы хотелось сейчас рассказать о том, как мои десятиклассники знакомятся с его творчеством.
Первое занятие, цель которого - знакомство учащихся с биографией поэта, с особенностями его творчества, с его политическими, социальными и эстетическими взглядами начинается романсом на стихи Б. Пастернака “Зимняя ночь” в исполнении ученицы и чтением мною стихотворения “Во всем мне хочется дойти до самой сути…”.
Старшеклассникам уже знакомо имя Б. Пастернака, спрашиваю, когда и в связи с чем состоялась их первая встреча с поэтом.
Ученики вспоминают сонет № 66 Шекспира в переводе Б. Пастернака (они его учили наизусть в IX классе), переводы пьес великого английского драматурга, осуществленные Б. Пастернаком. Я дополняю их знания о Пастернаке-переводчике говоря, что он переводил не только Шекспира, но Шиллера и Гете - с немецкого, Петефи - с венгерского, Словацкого - с польского, Бараташвили - с грузинского... И все-таки главный труд Б. Пастернака – переводчика - Шекспир: “Гамлет” и “Макбет”, “Генрих IV” и “Король Лир”, “Отелло” и “Ромео и Джульетта”.
“Однажды, - вспоминает поэт А. Вознесенский, - он взял меня с собой в театр им. Вахтангова на премьеру “Ромео и Джульетты” в его переводе. Я сидел рядом, справа от него. Мое левое плечо, щека, ухо как бы онемели от соседства, как от анестезии. Я глядел на сцену, но все равно видел его – светящийся профиль. Иногда он проборматывал текст за актером.
Вдруг шпага Ромео ломается, и – о чудо! - конец ее, описав баснословную параболу, падает к ручке нашего с ним общего кресла. Я нагибаюсь, поднимаю. Б. Пастернак смеется. Но вот уже аплодисменты, и вне всяких каламбуров зал скандирует: “Автора! Автора!” Смущенного поэта тащат на сцену”.
Вслед за воспоминаниями А. Вознесенского звучит его стихотворение “Школьник”, а затем учащиеся продолжают цитировать: “шли и пели “Вечную память”. Когда останавливались, то казалось, что продолжают петь как по-заложенному, - ноги, лошади, дуновение ветра…” Ливень барабанил по зонтам. Сотни съехавшихся мокли, вжимались между кольями могильных оград. Кто-то держал зонт над выступающими. Я зажег свечу у подножия памятника. Более часа читались стихи, и, несмотря на дождь и ветер, горела, мигая, в зеленом подсвечнике крохотная героическая свеча.
Глядя сквозь прорезь листвы, сквозь туман рокового поля, вижу дачу, которая все не становится его музеем, вижу сквозь двадцатисемилетнюю дистанцию толпу его опальных похорон. Поблескивали камеры. Именитые писатели сквозь щели заборов и шторы, прячась, глядели на народную толпу. Была эпоха антигласности. Он был ее жертвой, когда те же люди, что восторженно шептали дома его стихи, кляли его с трибун.
Как случилось, что многие мастера слова, в том числе и достойные, в те давние годы, словно в наваждении, включились в неправедную кампанию против поэта и плели небылицы?! Словно под тягостным гипнозом обвиняли соседа своего в несуществующих преступлениях. Механизм этого явления важно понять, уроки истории не проходят даром, истина ждет своего торжества - биографии и судьбы важно воссоздать в их подлинном значении для потомства”.
Б. Пастернак родился в Москве: в семье академика живописи Л. О. Пастернака и известной пианистки Кауфман 10 февраля 1890 года. (Ученик читает стихотворение “Февраль. Достать чернил и плакать!”.) Сложению стихов предшествовало увлечение Б. Пастернака музыкой, которую он любил “больнее всего на свете”, а рядом с музыкой жила живопись. В мастерской отца бывали: Врубель и Серов, Васнецов и Коровин, Ге и Трубецкой. Б. Пастернак не стал ни музыкантом, ни художником, но живопись и музыка органично вошли в ткань его стихов.
На пути от музыки к поэзии Пастернак испытал еще одно увлечение -философией, для совершенствования в которой в 1912 году он поехал в Германию, в Марбург, в город первой любви и первых разочарований, о которых он напишет потом в бессмертных строфах:
Плыла черепица, и полдень смотрел,
Не смаргивая, на кровли. А в Марбурге
Кто, громко свища, мастерил самострел,
Кто молча готовился к Троицкой ярмарке.В тот день всю тебя, от гребенок до ног,
Как трагик в провинции драму Шекспирову.
Носил я с собою и знал назубок,
Шатался по городу и репетировал.Когда я упал пред тобой, охватив
Туман этот, лед этот, эту поверхность
(Как ты хороша!) - этот вихрь духоты -
О чем ты? Опомнись! Пропало. Отвергнут.Тут жил Мартин Лютер. Там - братья Гримм.
Когтистые крыши. Деревья. Надгробья.
И все это помнит и тянется к ним.
Все - живо. И все это тоже - подобья.И тополь - король. Я играю с бессонницей.
И ферзь - соловей. Я тянусь к соловью.
И ночь побеждает, фигуры сторонятся,
Я белое утро в лицо узнаю.
Человек в этом мире не более чем подобие бывших до него страстей и жизней, смертей и рождений. Просто сегодня твой черед страдать и маяться. И это не гибель, а торжество существования. Только через отказ в любви можно в полной мере ощутить ее необходимость, только познавший ночь уверует в непобедимость рассвета.
Звучат стихи “Сон”, “Здесь прошелся загадки таинственный ноготь...”, “Любимая - жуть!”, “Когда любит поэт...”. Эти стихи помогают понять, как в хаосе чувств видел Б. Пастернак их гармонию. Но когда в дни революции в эту гармонию вторгся хаос социальных потрясений, поэт растерялся. “Два мира, два ландшафта, две древние драмы с двух сцен” вселились в его, казалось бы, уже устоявшееся мировоззрение. Проще всего было бы сойти со сцены, но, “по кодексу гневных”, самоубийство, равно как и бегство, - не в счет! Да и кому, как не поэту, искать выход в лабиринтах бытия, стремясь слить воедино “стихию свободной стихии с свободной стихией стиха?!” Зимой 1919 года Пастернак пишет своего “Шекспира”. Перед чтением этого стихотворения поясняю значение слов: “кнастер” - сорт трубочного табака, “биель” - парламентский законопроект, “малага” - сорт винограда, “пинта” - мера жидкости. После чтения стихотворения спрашиваю ребят, о чем эти стихи, пытаемся вместе разобраться в их подтексте. В стихотворении отразились сомнения Пастернака в нужности его поэзии для “плещущей черни”. Отсюда нервное замешательство поэта, испугавшегося за судьбу своего творчества в обновляющемся по непостижимым для него законам мире. “Боязнью и жаждой развязки” (“Ветер”) проникнуты строки “Шекспира”, финал которого трагичен, но не безысходен: поэт не озлоблен, он только растерян, ему необходимо время, чтобы постичь происходящее. В движении тучи увидеть девичьи черты, в изгибе женских плеч угадать приметы страсти, в ожоге страсти обрести испепеляющий жар любви, в существовании любви ощутить движение жизни, в движении жизни расслышать пульс вечности, чтобы в конечном счете через хаос внешних впечатлений бытия прийти к внутренней гармонии души.
Размышления эти завершаются вновь возникающей мелодией “Зимней ночи” в исполнении ученика, после которой говорю о том, что при свете этой вещей свечи рождались строки поэмы “Лейтенант Шмидт”, о которой В. Маяковский сказал: “На этой вещи надо учиться”.
Дома учащимся предлагается определить свое отношение к поэзии Б. Пастернака, подумать над основными мотивами его творчества до революции и в дни Октября.
Второе занятие, на котором учащиеся знакомятся с историей создания, идейным и художественным богатством поэмы Б. Пастернака “Лейтенант Шмидт”, а также с пониманием поэта роли личности в истории, начинается той же мелодией “Зимней ночи”, которой заканчивалось предыдущее занятие. Я говорю ребятам, что поэт пытается осмыслить происходящее в дни революции и определить свое место в ней. Ему вспоминаются образы тех, кто “жертвою пали в борьбе роковой”. И среди них - Петр Петрович Шмидт, лейтенант Черноморского флота, возглавивший в ноябре 1905 года восстание на крейсере “Очаков”. Шмидт видел обреченность восстания, но, пользовавшийся уважением и доверием матросов, он не мог отказать им в трагический час, превратившись из “человека в героя в деле, в которое он не верит”.
Работая над архивными и мемуарными документами, знакомясь с письмами Шмидта и его речью на суде, Б. Пастернак создал обаятельнейший образ мужественного человека, вместе с которым открыл для себя истину:
Ты понял блаженство занятий,
Удачи закон и секрет.
Ты понял, что праздность - проклятье
И счастья без подвига нет.
Начиная комментированное чтение глав из поэмы, говорю, что первая из трех частей поэмы экспозиционная: она переносит нас в июль 1905 года, где на Киевском ипподроме, а затем в поезде герой поэмы встречается с З. Ризберг, ставшей корреспонденткой Шмидта в поэме:
Я вам писать осмеливаюсь...
(Часть первая, глава 2)
Последующие главы делают нас свидетелями событий, происходящих в мятежном Севастополе в октябре 1905 года. Это и опубликование" Манифеста 17 октября, и речь Шмидта на похоронах жертв расстрела мирной демонстрации, и разгон матросского мятежа, и арест Шмидта с последующим пребыванием его под стражей на броненосце “Три Святителя”. Читаем 3-ю главу первой части поэмы “Вообрази, чем отвратительной...”), в которой герои пытается осмыслить свой путь, приведший его в революцию. Там, “на дне военщины”, “вдохнувши мерзости бессилящей”, он почувствовал, что задыхается “Один, как перст, средь мракобесия”. Поэтому естественная его попытка - вырваться на волю, уйти в иную жизнь, плохо представляемую, но ни в коем случае не похожую на прежнюю. Так Шмидт оказывается в вихре событий, в водовороте страстей; подхваченный ветром революции, он сам подобен его стихийным порывам. Как бы подтверждая эту мысль, читаем 1-ю главу второй части поэмы (“Вырываясь с моря из-за почты...”), в которой мы видим, по словам Б. Пастернака, “превращение человека в героя в деле, в которое он не верит”:
“Мне тридцать восемь лет. Я сед.
Не обернешься, глядь - кондрашка”.
И с этим об пол хлоп портплед,
Продернув ремешки сквозь пряжки.
И на карачках под диван,
Потом от чемодана к шкапу... —
Любовь, горячка, караван
Вещей, переселенных на пол.
Сборы Шмидта прерваны приходом делегата от Совета революционных матросов, который передает ему просьбу Совета возглавить восстание на броненосце “Очаков”:
Как вдруг звонок, и кабинет
В перекосившемся: О боже!
И рядом: “Папы дома нет”.
И грохотанье ног в прихожей.Но двери настежь, и в дверях:
“Я здесь. Я враг кровопролитья”.
“Тогда какой же вы моряк,
Какой же вы тогда политик?Вы революционер? В борьбу
Не вяжутся в перчатках дамских”.
“Я собираюсь в Петербург.
Не убеждайте. Я не сдамся”.
Но, узнав, что командующий Черноморским флотом вице-адмирал Чухнин приказал разоружить броненосцы и окружить мятежные казармы артиллерией, Шмидт не может оставить пришедших к нему за помощью обреченных людей на произвол судьбы. Его долг - помочь им, сделав все возможное для их спасения. Вот как повествует автор поэмы, читаем 3-ю главу второй части.
Рассказ о героических и трагических событиях 14 ноября 1905 года ведется при выборочном чтении 5, 8, 9-й глав второй части и заканчивается 1-й главой третьей части: “Все отшумело. Вставши поодаль...”
Первоначально эта глава, представляющая собой “Последнее письмо” к З. Ризберг, завершала вторую часть поэмы, но в окончательном варианте она открывает третью композиционную часть, повествующую о судебном процессе над восставшими, о смертном приговоре лейтенанту Шмидту и его речи на суде, переданной Пастернаком почти документально.
Третье, заключительное занятие должно, осветив события 30-50-х годов, познакомить учащихся с отношением Пастернака к происходящему в нашей стране, к культу личности И. В. Сталина; рассказать о жизни и деятельности поэта во время Великой Отечественной войны и в послевоенное время.
Занятие начинаю чтением стихотворения “О знал бы я, что так бывает...”. Говорю о том, что эти стихи были написаны поэтом в 1931 году, когда ленинские принципы демократии стали грубо нарушаться диктатом Сталина, полагавшего, что с развитием социализма усиливается классовая борьба, требующая повышенной бдительности и крайних мер. Началось время нелепых подозрений, преследований, необоснованных репрессий, когда все подчинялось воле человека, поставившего свое имя “со словом
Родина в ряду”. Понимая происходящее, Пастернак писал:
Иль я не знаю, что, в потемки тычась...
Читаю стихотворение “Другу”, (1931).
Пастернак делает все возможное, чтобы обезопасить близких людей: он поддерживает А. Ахматову, Мейерхольда, Мандельштама...
Но кто ж он? На какой арене
Стяжал он поздний опыт свой?
С кем протекли его боренья?
С самим собой, с самим собой.Он жаждал воли и покоя.
А годы шли примерно так,
Как облака над мастерскою.
Где горбился его верстак.
Но как бы ни пытался поэт укрыться в желанный мир природы и души, он понимает, что “судьбы под землю не заямить”. Как быть? Остаться самим собой, решает Б. Пастернак. Оставаться человеком, который (и это все очевидней для поэта) немыслим вне человечества. А “жажда воли и покоя” только усиливает жажду работы в мастерской времени. В этой работе он видит свое предназначение.
Читаю стихотворение “Любимая, молвы слащавой...” (1931).
С 1936 года Пастернак живет в подмосковном поселке Переделкино. “Гениальным донником” называли переделкинского затворника. Но когда грянула война, поэт сменил мирную толстовку на военный френч; стремясь попасть на фронт, прошел курсы военного обучения. Однако на фронт он попал только в 1943 году. Вместе с бригадой, в которую входили Серафимович, Федин, Иванов, Пастернак ездил на орловский участок фронта. В результате этой поездки был написан большой цикл стихотворений, одно из которых (“Смерть сапера”) заканчивалось вещим четверостишием:
Жить и сгорать у всех в обычае.
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
Когда ей к свету и величию
Своею жертвой путь прочертишь.
После войны были изданы книги Б. Пастернака: “Земной простор”, “Избранные стихи и поэмы”.
Последняя книга стихов “Когда разгуляется” (1956-1959) была приготовлена к изданию, но вышла уже после смерти поэта, скончавшегося 30 мая 1960 года и похороненного на переделкинском кладбище.
Сюда приходишь быть самим собой. “Жизнь и случай, смерть и страсть” становятся твоими собеседниками в негромком разговоре об участи поэта. Б. Пастернак утверждал в своем творчестве великий закон сохранения энергии: ничто не возникает из ничего, ничто не исчезает бесследно. В желтеющих листьях кустарника, проросшего на погосте, ему виделось приближение августа, который “тем и велик”, что знаменует собой рождение любви, а стало быть, и нового человека, являющегося не песчинкой, а центром мирозданья, которое - “лишь страсти разряды, человеческим сердцем накопленной”.
Продолжая и подтверждая сказанное, звучат в исполнении учащихся стихи поэта: “Объяснение”, “Первый снег”, “Единственные дни”, “Свидание” и другие.
Заканчивается занятие мелодией “Зимней ночи” (“Свеча горела на столе...”), которая сопровождала нас в течение всех трех встреч с поэзией Б. Пастернака. Учащимся предлагается дома письменно поделиться своими впечатлениями о творчестве Б. Пастернака.